Технические ошибки. Боссы советских заводов

Политические процессы начала 30-х годов значительно проредили инженерно-технический корпус, вознеся в руководители предприятий так называемых "выдвиженцев" – сплошь некомпетентных и безграмотных коммунистов. О чем может идти речь, когда из 38 членов ЦК КПСС, занимавшихся хозяйственной деятельностью, законченное высшее образование имели всего лишь два человека: Косыгин и Сокольников, но специалистом можно считать лишь одного Косыгина, т.к. для Сокольникова, некогда окончившего юридический факультет Парижского университета, хозяйственная деятельность была лишь местом ссылки. 10 человек имели среднее образование на уровне городского училища, а подавляющее большинство – 26 человек вообще никакого. Более того, ни на одной из должностей эти люди долго не задерживались, переходя при первой возможности на партийную работу. Неудивительно, что большинство из них проваливали любое порученное им дело и закончили свою жизнь трагически.

Уровень образования чисто партийных работников из членов ЦК, как, например, Н.С. Хрущева, также ограничивался рабфаком и незаконченным курсом Промышленной академии, а у остальных партийцев – и этого не было. Именно низким интеллектуальным уровнем руководства страны и объясняются технические просчеты, описанные выше, "имя которым – легион" [2].

Грянувшая в 1941 году Великая Отечественная война железной метлой прочистила не только командные армейские ряды, но и руководящие кадры отечественной промышленности. Что же касается технических вузов, то они, в большинстве своём, равно, как и Академия наук СССР, возглавлялись профессорами дореволюционной научной школы. Сложившаяся обстановка поневоле выдвигала в руководители промышленности ярких личностей.

Кого «доставали» из тюрем, подобно С.П. Королеву, кого назначали в молодом возрасте, подобно Н.Н. Острякову или Н.И. Кузнецову, но к концу войны во главе ведущих фирм и КБ стояли достойные руководители. Именно они и продолжали возглавлять их на протяжении 30 послевоенных лет. В это время выдвинулись замечательные ученые и конструкторы, такие как академики Б.В. Курчатов, Ю.Б. Харитон, Л.Д. Ландау, И.Е. Тамм, Н.А. Пилюгин, С.П. Королев, В.Н. Челомей и многие другие. Все они относились к поколению, рожденному в последние 20 лет жизни Российской Империи.

Вторая мировая война нанесла страшный удар по генофонду нации. 27 миллионов погибших людей, в основном – молодых, привели к демографической катастрофе, плоды которой мы продолжаем пожинать до сего дня. Сколько талантов погибло, а сколько не родилось – об этом можно ныне только догадываться.

В 50-60 годы в активную научно-техническую жизнь вступило поколение, родившееся в 20-е – 30- е годы, т.е. "военная молодежь" и "дети войны". Их приход в науку и технику сопровождался двумя факторами:  бурным научно-техническим прогрессом в области ядерной физики, ракетно-космической, авиационной и военно-морской техники и невероятной гонкой вооружений, обусловленной соперничеством СССР и США. Денег на развитие вооружений и отраслей науки, с ними связанных, не жалели, что и определило выдающиеся успехи в данной области и создание огромного научно-техни-ческого потенциала, эксплуатирующегося и по сей день. Люди, определившие этот прогресс, были закалены войной и тяжелым детством, увлечены работой, абсолютно инвариантны к политике и демагогии коммунистов. Единственной отдушиной в их жизни было любимое дело, скрашивающее достаточно унылые советские будни и тяжелый быт. Ему они служили самозабвенно, работая иногда без выходных по 12 и более часов в день. Написанием диссертационных работ, как правило, занимались в свободное от производственных и семейных дел время, т.е. с 24-00 до 3 часов утра. Высококлассные специалисты, как правило, в партию либо не вступали вовсе, либо вступали при условии назначения на высокую должность. Так, например, С.П. Королев вступил в КПСС за день до того, как был назначен Генеральным конструктором, и сей факт даже нашел отражение в Большой советской энциклопедии. Естественно, что это был необходимый компромисс с властью. Перед таким человеком стояла дилемма: либо ты вступаешь в КПСС и, занимая высокую должность, продвигаешь науку и дело всей жизни вперед, либо на твое место назначат партийного "выдвиженца", который погубит все, что только можно.

Естественно, что здравый смысл очень многим подсказывал первый вариант. И подобный выбор стоял перед специалистами и на более низких уровнях занимаемых должностей. В оборонной промышленности даже начальником отдела стать беспартийному было невозможно, и, зачастую, очень талантливые люди, для которых вступление в КПСС было неприемлемо, так и остались ведущими инженерами и конструкторами, не занимая руководящих постов, открывая, тем самым, дорогу как "середнячкам", так и откровенным проходимцам. Положение кардинально изменилось с 1985 года после прихода к власти Горбачева. Жесткие ограничения по признаку партийности были сняты, и в краткий период с 1985 по 1991 годы в руководство промышленностью стали "пускать" талантливых беспартийных.

С уверенностью можно сказать, что именно этот факт и спас некоторые В 50-60 годы в активную научно-техническую жизнь вступило предприятия от гибели в эпоху рыночной экономики. К сожалению, очень немногие, т.к. процесс "проникновения талантов" был слишком кратковременным. Именно в семидесятые годы – годы самых видимых и значительных успехов в промышленности и науке и начались негативные процессы, приведшие к их краху в конце 80-начале 90-х годов прошлого века.

К началу 1970-х путем невероятных усилий был достигнут паритет в области вооружений с США [2, 10]. Политическое, хозяйственное и армейское руководство страны морально разлагалось и старело. Порочные
явления коррупции и "блата" не могли не затронуть науку и промышленность. Как и в 1930-е годы, вверх полезли выдвиженцы –"производственники". В науке их было значительно меньше, но в производстве – подавляющее большинство. Путь их по жизни был приблизительно следующим. Как правило, "ударники" в школе и "троечники" в институте, они прекрасно понимали, что в науке им ничего "не светит". Поэтому, придя на производство, они шли мастерами в цеха. До революции должность мастера означала самого высококвалифицированного из рабочих. Например, мастер в механическом
цехе должен был работать практически на всех станках: токарном, фрезерном, револьверном, должен был свободно владеть профессией слесаря и заточника. Со временем техника усложнялась, и требования к мастерам возрастали. Начали привлекать людей с высшим образованием.

Однако тут-то и произошел "сбой". Пошли совершенно не те кадры, которые требовались. Если в 1940-1960-е годы в цеха шли сформировавшиеся специалисты, имеющие опыт работы в конструкторских бюро: технологи, конструктора, инженеры-испыта- тели, за 5-10 лет перед этим глубоко изучившие производство, то с начала 1970-х стали брать на должности низшего и среднего звена в цеха молодых специалистов прямо с институтской скамьи. Подготовка в ВУЗах становилась все слабее год от года, о чем будет сказано ниже, руководители медленно, но верно, деградировали, и результаты не замедлили дать о себе знать. В результате всего, мастер в старом смысле слова остался только в макетных мастерских и редко на механическом производстве. Электронное, сборочное и другие виды производств с конца 60-х - начала 70-х годов прошлого века заполонили молодые "выдвиженцы". В подавляющем большинстве случаев их "высшее" образование было заочным или как шутили инженеры (по Райкину) "заушным". Вступая в КПСС при первой возможности, эти люди "скакали" по производственным должностям, более двух-трех лет не задерживаясь ни на одной. "Пройдя" таким образом все виды производств, нахватавшись "по верхам" и нигде ничему не научившись, они, выдавая эту "скачку" за производственный опыт, занимали к 40 годам своей жизни должности "замов" главных инженеров и директоров, к концу 70-х еще, как правило, грамотных людей уже пенсионного и предпенсионного возраста.

Естественно, что лучше уж было вовсе не иметь никакого производственного опыта, нежели иметь подобный. Высокие зарплаты, К началу 1970-х путем невероятных усилий был достигнут присваиваемые им "за должность", а не за знания, успехи в технике, определяемые их подчиненными, но не ими, тем не менее, вселяли в их сознание гордость, что "все это сделано под их руководством". Гордыня и чванство так замутнили их взор, что они практически потеряли чувство реальности и трезвой оценки своих возможностей. Став директорами заводов, они ударились в "голое администрирование", утверждая везде, что директор не должен быть специалистом, а должен быть хозяйственником. Заметим, что эта порочная мысль вторично утвердилась в массовом общественном сознании после 1930-х годов.

Заполонив практически все уровни производственных должностей безграмотными и малоспособными людьми, "крепкие хозяйственники" привели нашу промышленность к тому, что к концу существования СССР мало кто из высших руководителей был способен принимать компетентные технические и организационные решения. Например, в случае чрезвычайных происшествий, связанных с частичными отказами новых приборов в эксплуатации, что совершенно неизбежно при внедрении перспективных разработок в любой стране мира, можно до сего дня лицезреть на рабочих участках в цехах следующую душераздирающую картину.

Директор завода или Главный конструктор, как правило, мало что смыслящий в том, чем занимается его КБ или завод, сидит в кабинете и "ждет доклада". В цехе на участке сидят и разбираются в проблеме ведущий инженер, рабочий-регулировщик и (максимум) начальник отдела. Рядом стоят и спрашивают через определенные промежутки времени: "Ну, как дела?" человек 10-15 "руководителей производства", начиная от 3-5 мастеров и кончая главным инженером завода. Своими бездарными вопросами они приводят в бешенство регулировщика, не отличающегося выбором "парламентских выражений", тот вскакивает и диким семиэтажным матом посылает их всех куда подальше. Понурив головы, "браздоправцы" уходят, периодически засылая мастеров узнать, как дела. Когда неисправность найдена, они наперегонки несутся к телефонам доложить "Главному" о ликвидации неполадок, авось "отметит" рвение и премии подбросит. Именно из-за таких "руководителей", которых было и есть абсолютное большинство, и произошел крах промышленности, требовавшей в переходный период незаурядных личностей. Кстати, в тех редких местах, где таланты чудом оказались у власти, кризис начала 1990-х был преодолен где-то к 1996 году, и началось развитие. Пример – ЦНИИ "Электроприбор" в г. Санкт-Петербурге, где директор академик РАН Владимир Григорьевич Пешехонов. Предприятие работает в области точного приборостроения в морских системах навигации и ныне полностью соответствует мировым стандартам, о чем свидетельствует ежегодно проводимая на базе института международная конференция по интегрированным инерциальным навигационным системам, недавно признанная лучшей в мире в данной области, на которой ежегодно бывают представители от 30 до 50 стран мира.

Зарплаты инженеров в конце советского периода были крайне низкими. Официальный курс доллара в те годы составлял 66 копеек, но свободной продажи валюты не существовало, а цена его на "черном" рынке последовательно возрастала от 3 рублей в 1985 году до 25 рублей в 1991. Зарплата же молодого инженера колебалась (в зависимости от предприятия) от 110 (150) рублей в 1985 году до 180 (220) – в 1991.

Стремительная инфляция привела к тому, что выжить на зарплату инженера было невозможно даже одному человеку, не говоря уже о содержании семьи.

Именно в те годы и пошли шутки, вроде: "Единственный "плюс" в жизни инженера – крест на его могиле». Рабочие даже низкой квалификации получали в месяц намного более высокие зарплаты – от 300 до 500 рублей в месяц. Начинался отток инженеров на рабочие места, что было полным маразмом, немыслимым ни для одной развитой страны мира, когда высококлассный разработчик изделия зарабатывал денег меньше, чем человек, это изделие эксплуатирующий. В чем-то подобная ситуация сохраняется и поныне.

С 1988 года новая экономическая политика, проводимая Горбачевым, привела к возможности создания малых предприятий. Поток молодых инженеров и рабочих устремился от опостылевших всем "первых отделов" заводов в новую, никому неведомую, сферу. К сожалению, иллюзии многих не оправдались. Заняться наукоемкими задачами не оказалось возможным из-за нехватки денежных средств, поэтому малые предприятия занялись производством мелких и простых вещей, напрочь отсутствовавших в СССР. Многие из данных структур со временем прекратили свое существование, т.к. не выдержали конкуренции с западными товарами в условиях свободного рынка, но некоторые – выжили.

"Руководители производства" остались верны себе. Вместо того,чтобы сделать необходимые выводы и перестроить систему управления из "я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак" в цивилизованную, не нашли ничего лучше, как от собственной бездарности обвинять уходящих чуть ли ни в "государственной измене". Но на эти бессильные крики всем было давно глубоко наплевать, и в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века все мыслящее и живое, вплоть до 45-летнего возраста, бежало с производства. Данное явление, принявшее масштабы исхода, относится к исследованиям психологии толпы по Лебону, ибо уходили многие, даже особо не желая этого, только потому, что "уходят все".

Оставались – либо преданные делу, либо те, кому смысла не было менять род занятий по возрастным критериям, но таковых, естественно, было меньшинство. Все это привело к тому, что численный состав работников крупных предприятий уменьшился приблизительно в 5 раз, а ныне средний возраст разработчиков в основных НИИ и КБ, не развалившихся в эти годы, составляет свыше 65 лет.

Этот факт привел ныне и к трагическому разрыву поколений, когда работают либо глубокие пенсионеры – ведущие специалисты, либо молодые инженеры в возрасте до 30 лет. Представителей "среднего" возраста, т.е. людей 40-50 лет, кто и должен ныне руководить ведущими КБ и НИИ катастрофически не хватает. И этот фактор со всей жестокостью даст себя знать в ближайшие 5

Интеллектуальная и моральная деградация руководителей промышленности привела еще к одному негативному явлению – отрыву ВУЗовской технической науки от производства. Постоянно унижая и оскорбляя своих специалистов, "крепкие хозяйственники", естественно, не могли подняться до уровня современной технической мысли. Наука же, не имевшая материальной базы, находящейся в руках "производственников", вынуждена была, зачастую, заниматься либо чисто теоретическими, либо просто надуманными задачами, а "внедрение их в производство" постепенно поневоле превращалось в халтуру, которая держалась на личных связях и дружбе между отдельными людьми.

Большинство ученых советов было при ВУЗах, поэтому разработчики из НИИ и КБ, не желая конфликтовать с работниками институтов, понимая, что самим защищать диссертации придется в вузовских ученых советах и что радикально ничего изменить невозможно, подписывали "акты внедрения", которых реально никогда не существовало. На кафедры с предприятий выделялись деньги, которые, в основном, тратились на оборудование для студенческих лабораторий, польза вузам от этого, конечно, была, но обратный эффект был крайне непродуктивен. Реальный эффект от научных разработок вузовских работников интересовал мало. Подобное положение дел объяснялось очень просто: промышленность не отвечала за выпуск студентов, но отвечала за качество продукции, а вузы не отвечали за качество продукции, но отвечали за выпуск студентов. "Замкнуть" данный процесс пытались в 1970-е годы посредством организации заводов-втузов, но, как обычно, здравая идея "утонула в бюрократическом море".

Продолжается настоящий процесс и до сего дня. Поэтому-то вся статистика, как в советские времена, так и в нынешние о "внедрении научных результатов" далеко не соответствует действительности. Но, тем не менее, научный и теоретический уровень профессорско-преподавательского состава  до недавнего времени был достаточно высок.

ВУЗовская система, претерпевшая мало изменений с дореволюционных времен, за годы советской власти и по нынешний день доказала свою большую эффективность, нежели все остальные стороны советской и постсоветской действительности. Приезжавший во второй половине 1950-х годов в СССР Степан Прокофьевич Тимошенко – один из основателей науки о сопротивлении материалов, о котором говорилось чуть выше, посетил свой родной Киев и, наряду со многими недостатками советской действительности, отметил как положительный фактор возврат к дореволюционной системе вузовского образования [9]. Ни в какие времена (разве что в 20-е годы прошлого века, да и то не надолго) нельзя было предположить, что ректором любого института или университета может стать безграмотный человек, ничего не понимающий в деле, которым он призван руководить. Избрание тайным голосованием ученого совета гарантировало от подобных "казусов".

Таким образом, к 1991 году в советской высшей технической школе и в промышленности накопились следующие основные проблемы, которые необходимо было решать либо союзному (не случись развал СССР), либо российскому правительству.

1. Резкий перекос в промышленности в сторону военного производства. Необходимо было составить четкий план конверсии и переподготовки кадров.

2. Крайне низкий моральный и интеллектуальный уровень большинства директоров промышленных предприятий, набранных по партийному принципу. Необходимо было срочно производить ротацию кадров, выдвигая в руководство талантливых специалистов.

3. Сильный отрыв вузовской технической науки от производства. Необходимо было налаживать реальные связи и прекратить халтурные взаимоотношения.

4. Помня о том, что отечественная промышленность развивалась как единое целое, ни в коем случае нельзя было обрывать межведомственных связей в случае развала СССР.

Последние 22 года показали, что ни одна из перечисленных выше проблем решена не была, а была пущена на самотек, и ныне мы имеем то, что имеем.