Лидия Свиридова: "Выставлять свою фамилию на торги для меня не по чину"

Фамилия Свиридовой в Саратове (и не только) известна хорошо. В общественном сознании она крепко связана с областным "Союзом солдатских матерей", организацией, которую Лидия Михайловна возглавляет почти 20 лет. Сейчас уже трудно представить, что в регионе эту "холодную" войну против нарушений в войсках сможет также настойчиво вести кто-то другой.

Лидия Михайловна, сейчас идет осенний призыв. К вам уже поступают сведения о нарушениях?
Люди обращаются круглый год. Во время призыва сообщают о конфликтах с призывными комиссиями, по большей части интересуют медицинские вопросы. Когда призыв заканчивается - начинают обращаться родители, потому что первые шесть месяцев новобранцы плохо приживаются в армии. У нас не бывает перерыва. Несмотря на то, что осенний призыв начинается с 1 октября, у нас молодых людей начинают вызывать в военкоматы еще в сентябре, а в весенний призыв - раньше 1-го апреля. Для наших военкоматов вообще дата начала кампании размыта. Заканчивается осенний призыв, полтора- два месяца идет работа по постановке на учет молодых людей, а дальше - опять работа с призывниками. Мы считаем что это незаконно. Если дата призыва в законе обозначена, значит тогда и можно вызвать человека для призывных мероприятий. Но военкоматы это нарушают, а граждане не противодействуют.

Фиксируются ли нарушения, когда призывников заставляют самим добираться до пунктов сбора?
Да. Вот в Балакове буквально сегодня обязали прибыть на областной сборный пункт двух призывников, а транспортом не обеспечили. В законе однозначно записано - только на транспорте военкомата и оплату транспортных расходов производит министерство обороны. Но если у нас призывники ездят на областной сборный пункт за свои cредства, то кто и как расходует те деньги, которые выделяет Минобороны Саратовской области? Мы из года в год ставим этот вопрос и удивительно, что при всей многочисленной армаде депутатов никто не провел расследование. И это уже наводит на определенную мысль. Если c призывником что-то случается в дороге, когда он добирается самостоятельно, это его личное дело, например, получение травмы не будет рассматриваться как получение при исполнении обязанностей государственной службы, потому что доказать это будет практически невозможно. Если то же самое произойдет, когда человек ехал на автобусе военкомата, то государство обеспечивает ему социальные гарантии.

Были случаи обжалования решений призывной комиссии?
Таких случаев настолько много... Десятки жалоб! И это только те, которые прошли через "Союз Солдатских матерей". У нас во всех случаях, с большими тяжбами, призывники получили военные билеты. Но должна сказать, что военкоматы работают очень хитро и не создают прецедентов. То есть, когда призывник обжалует решение призывной комиссии в суд, тот всегда ему отказывает. А потом во всех случаях призывникам почему-то выдают военные билеты. То есть решение призывника осталось неудовлетворенным, а военный билет выдали. Как это вяжется? И всегда включается одна и та же схема. Например, мы пожаловались в суд в прошлом году, когда человека с гипертонией в течение семи лет призывали в армию. Всегда давали отсрочки, хотя по закону можно дать только две. Когда в очередной раз его признали временно не годным, мы обратились в суд, который нам отказал. Была независимая экспертиза. На следующий призыв началось новое медобследование и диагноз гипертония ему снова не поставили. Ситуация изменилась в другой призыв. Диагноз поставили, но в эндокринологическом отделении, а не терапевтическом. То есть врача, который ранее скрыл диагноз, увели от ответственности.

Так для чего человека с болезнью держат в резерве?
Худшие наши предположения оправдались. Мы давно бьем тревогу, опасаясь что в тайне в Госдуме рассматривается новый законопроект "О воинской обязанности и военной службе". Законопроект за малыми нюансами повторяет нынешний. Но к нему существует целый ряд подзаконных актов, например, расписание болезней. Мы полагаем, что оно будет пересмотрено и забирать будут всех подряд. Очевидно, что человек не годен по состоянию здоровья, а ему несколько лет подряд дают отсрочку для того, чтобы призвать, когда пересмотрят расписание болезней. Наши предположения оправдались если новый законопроект будет принят, положение о состоянии здоровья призывников - изменено и впредь обследоваться призывники будут в военных госпиталях. Когда я поднимала вопрос о том, что нельзя этого делать, военные всегда говорили: что тут такого? Почему нельзя служить с пороком сердца, ведь в армии нет таких нагрузок. Я отвечаю - а куда же они делись?

За время вашей работы военные поменяли отношение к "Солдатским матерям"?
Конечно. 20 лет назад, когда я начинала работать, был переходный период от советского строя к нынешнему, капиталистическому. Офицеры были старой формации и тогда, чтобы стать генералом, нужно было быть архипорядочным человеком. То есть никакое мурло в генералы прорваться не могло. Это была элита российской армии. И таким элитным генералом я считаю Владимира Фарфилова, который тогда был военным комиссаром области. Он через свое сердце проносил армию и призыв. И быстро разобрался к чему ведет политика нашего государства. Когда мы зарегистрировали свою организацию, он строил свою деятельность на том, чтобы ее укрепить, создать достойные условия работы. При нем мы проработали 6 лет и приобрели популярность. Была разработана концепция борьбы с дедовщиной. Мы взяли шефство над четырьмя воинскими частями различных родов войск. Туда направлялись служить сыновья членов "Союза солдатским матерей".Там мы победили дедовщину. Нас поддерживал командующий округом генерал Сергеев. Теперь все они ушли на пенсию. И пришла новая элита офицеров, которых интересует только личный достаток и благополучие. К солдатам они относятся очень плохо, а еще хуже к их матерям и комитетам солдатских матерей. Ведь мы всегда являем собой угрозу всякому армейскому и околоармейскому жулью.

Количество обращений возросло?
Я без дела не сижу и работаю без выходных. В год - от 800 до 1 500. На письма мы отвечать перестали, это все затягивается во времени, а человек служит, и помощь нужна немедленно. Мы теперь работаем если человек обращается лично, а в экстренных случаях прошу звонить, хотя телефонные звонки ненавижу - это самый ненадежный метод просить помощь, а тем более ее оказывать. Выезжаем в воинские части только к тем ребятам, мамы которых являются членами Союза, так как все упирается в деньги. Мы живем за счет собственных средств Союза. Членские взносы составляют 350 руб. в мес. Члены Союза зарплаты не получают. Деньги расходуются на оплату телефонов, аренду машин и услуги адвокатов. Консультации есть платные, есть бесплатные, но если речь идет о поездке в воинскую часть, судебной защите - это только для членов Союза, которых сейчас около 40 чел. Более 30-ти - освобождены от уплаты взносов, потому что либо проживают в деревнях, либо являются опекунами несовершеннолетних детей.

Вы ощущаете помощь власти?
Мы ощущаем повсеместное давление властей и создание невыносимых условий для нашей работы. Если откровенно, Союз держится на одном человеке - убери Свиридову и Союза не будет. Конфликты с властями и военными - постоянные. Привожу последний пример. Я тяжело заболела и обратилась в поликлинику, чтобы сделали рентген. Меня направили в ту поликлинику, где обследуются призывники и врач-рентгенолог меня выгнал. Только после того, как в конфликт ввязался лечащий врач, рентген мне все-таки сделали. А врач, кстати, все-таки в прямом смысле поставил-таки меня на ноги. Но какой ценой?

Вам когда-либо угрожали?
В 2001 году сожгли дом. Факт поджога был установлен, и я написала заявление в прокуратуру, а мне даже не ответили. Угрозы постоянные, особенно от офицерской шелупени, которая в чинах майоров и подполковников подвизается. При этом легче всего находить общий язык с офицерами войсковых частей, потому что многие из них тоже обеспокоены состоянием дисциплины. А военкоматовские офицеры все время грозят. Мы для них действительно представляем реальную угрозу. Ведь человек, который заведомо по состоянию здоровья не может быть призван в армию, может принести деньги в военкомат. А мы - угроза для взяточников и мешаем им зарабатывать.

Почему больше не вручается премия "Золотая кувалда"?
Мы вышли из Коалиции "За демократическую альтернативную службу", потому что поняли: мы другие. Коалиция стала очень влиятельной, но ее руководителей прикормили власти. Стали вводить в различные президентские и министерские советы. Когда мы увидели, что они предпочитают не замечать проблем в наших организациях, лишь бы не ссориться с министром, мы оттуда ушли. Так как никогда не будем ни для кого фундаментом, на котором люди строят собственное благополучие.

Вам такие теплые места предлагали?
Мне кажется, что фамилия Свиридовой настолько широко известна, что человек в школе учится и знает особенности моего характера, на что я соглашусь, на что нет. Представьте меня в призывной областной комиссии. Что с ней будет? Разве возможно там будет спокойно работать? Разве можно будет кого-то незаконно призвать? Последнее такое предложение звучало года три назад от областного военкома Бондаренко. Он предложил войти в состав родительского комитета, который создавался тогда по приказу министра обороны. Я отказалась, потому что в положении Комитета написано, что он обязан содействовать военному комиссару в организации призыва. Других полномочий нет. Считаю, что и без нас много желающих оказать всякое содействие областному комиссару. Других предложений не было.

Почему Вас нет в областной Общественной палате?
Знаю, что группа общественных деятелей обращалась к губернатору с просьбой ввести меня в состав ОП. Он всей этой группе отказал. Все эти структуры курируются органами власти. Делегировать туда можно людей, а выбирают - все равно они. Унижаться, выставлять свою кандидатуру и фамилию на торги, это для Свиридовой не по чину. На приглашения я всегда откликаюсь. Когда у нас за месяц в армии погибли два человека, я написала губернатору Ипатову письмо. Он позвонил и сказал: "Будьте добры, найдите время, придите, давайте обсудим". Конечно же я пошла, и в результате совещания у нас гибель прекратилась. 6 месяцев прошли спокойно. Но стоять "на цырлах" в позе:"чего изволите господин губернатор?", он же председатель областной призывной комиссии, он же человек ответственный за исполнение гражданами закона о воинской обязанности, я не буду. Потому что я - женщина, российская мать, а он - мужчина. Но когда проходят разные мероприятия, где обсуждается вопрос призыва, меня не приглашают. Ведь нужно чтобы звучала только победная ода. А я со своими жизненными принципами в этот ликующий хор не вписываюсь.

Что скажете о работе родительского комитета при облвоенкомате?
Положительно работу не оцениваю. Я стала называть их телефон обращающимся к нам. Но дело закончилось тем, что в конце концов, люди все равно оказывались у меня с делами, в которых были реально пропущенные юридические сроки. Это мертворожденное дитя.

Ваша организация является фракцией партии "Яблока". Другие партии не пытались переманить?
Нет. Мы и в "Яблоко" пришли сами. Только они предложили войти в их выборный список и быть на втором месте, другие партии на планировали видеть рядом с собой в депутатском кресле солдатских матерей - им депутатство самим нужно "до зарезу". Но тогда, на выборах в облдуму, нам не было оказано доверие. В Балакове мы набрали 1%. В Саратове же - почти 30 тыс. голосов. Я тогда сказала, что вступаю в "Яблоко", и все члены Союза последовали за мной. То есть нас никто за рукав не тянул. Обиду балаковцам не забуду. И никогда не вернусь к тем взаимоотношениям, которые у нас были. Для саратовцев - иное дело. Работать здесь не противно.

Дальше будете баллотироваться?
Теперь я вынуждена свои поступки соизмерять с партией "Яблоко".

Известно, что Союз комитетов солдатских матерей России планировал создать свою, "Единую Народную партию солдатских матерей".
Мы являемся соучредителями этого московского Союза комитетов. Партия не прошла регистрацию, надо было собрать 50 тыс. подписей, и мы это сделали, но пока готовились протоколы и подавались документы, Госдума приняла закон о необходимости 200 тыс. подписей для регистрации партии. У нас элементарно нет столько денег, чтобы собрать столько подписей. И нам отказали в регистрации. С тех пор, закон о партиях претерпел такие изменения, что теперь кроме "Единой России" зарегистрироваться не удастся никому.

Чем закончилось расследование двух последних случаев гибели призывников?
Мама Шаламова обратилась в Москву, в Фонд "Право матери", а там жесткие условия - никому ничего не рассказывать. Случай с солдатом из Пензы мы не расследовали, так как не было обращений, а у нас в таких случаях нет полномочий.

Как думаете, почему план по весеннему призыву в Саратове не был выполнен?
А в целом по области перевыполнен. Отвратительна эта планка набора призывников. Если бы ее не было, в армию пошли только те, кто по состоянию здоровья может и имеет желание служить. Когда есть план, по большей части, загребают тех, кому в армии делать нечего.

Занимаетесь ли Вы проблемами курсантов военных вузов?
Если такое обращение есть, то да. Например, несколько лет назад, когда в Вольском военном училище тыла убили курсанта. Потом обращались мамы, чьих сынов отчисляют из военных вузов. Был случай, когда мама заплатила офицеру 95 тыс. руб. за поступление сына, а тот требовал 100 тыс. Так она решила эти 5 тыс. не отдавать, и сына отчислили в первую сессию. Она в гневе пришла за помощью. Я отказала, сказав: "Вы изначально пошли по пути нарушения закона, а сейчас в вас говорит месть, а не желание навести порядок и соблюдать закон".

Часто можно слышать мнение военных о том, что солдатские матери работают на подрыв армии и, якобы, финансируются грантами из-за рубежа. Что скажете?
Нет. Грантов нет. Изначально, когда мы создавались, то отказались от помощи властей. Второй вариант - брать деньги западные. Этого мы тоже не могли себе позволить, потому что мы - российские женщины. Остался третий вариант - членские взносы. Когда мы вошли в Коалицию "За демократическую альтернативную гражданскую службу", мы получили два зарубежных гранта - на 3 тыс долл. и 11 тыс. евро. Но эти деньги давались иcключительно для популяризации в России альтернативной гражданской службы, а не развала армии. Мы проводили семинары и круглые столы для представителей 54-х регионов России. Больше грантов не брали и отказались от этой практики, так как приходилось работать только в рамках этих программ. Что касается тех офицеров, которые говорят, что комитеты созданы для подрыва армии, скажу: мы созданы для того, чтобы очистить армию от жулья. Я уверена, что такая чистка нашей армии не вредит, а идет на пользу. Ни одного честного офицера мы не преследовали. А жулье мочили в сортирах, мочим и будем мочить.

Что посоветуете делать матери, когда она узнает, что сын в армии стал жертвой дедовщины?
Собираться и ехать. Не знаю такого случая, чтобы мама приехала к сыну в воинскую часть и ситуация не разрешилась. У нас другая проблема: в большинстве случаев солдаты не сообщают о том, что происходит. Считают, что это не достойно. И у родителей не хватает денег на поездку. У нас в Союзе на это средства есть. И потом, в воинскую часть едет не мама, а я. Так как у меня есть доверенность на представление интересов призывника на три года.

Как Вы считаете, можно ли законодательно закрепить право призывника служить недалеко от дома?
В законе даже менять ничего не надо, там написано, что принцип формирования воинских частей - экстерриториальный. Но можно служить в Пензенской области, Самарской, Волгоградской. Я бы тоже хотела, чтобы ребята были сконцентрированы недалеко от своего места жительства.

Почему Вы начали заниматься защитой прав призывников и военнослужащих?
Когда провожала сына в армию, я работала в журналистике. В советские времена писать плохо об армии запрещалось, но письма в редакцию все-таки приходили. Я отчетливо осознавала, куда в 1992 году отправляю сына. Тогда и пришла к выводу, что надо самой колотиться, чтобы сохранить жизнь ребенку. Получилось так, что и чужим детям тоже. Не сожалею ни капли о том, что потратила два десятилетия. Кстати и работу потеряла из-за этого, меня выгнали из городской газеты. А потом выгоняли отовсюду по этой же причине. Правда, справедливости ради надо сказать: прежде чем выгнать предлагали оставить союз солдатских матерей. А когда получали отказ - гнали и гордились, что выгнали. Да я не обижаюсь. Если бы не выгоняли, я бы не обросла таким количеством по-настоящему надежных и верных друзей.

Когда опускаются руки?
Руки опускаются вот при каких обстоятельствах. Пишет мама заявление о помощи. Я с ней работаю, за несколько часов до выезда в воинскую часть созваниваюсь. А когда приезжаю, командир кладет передо мной заявление роительницы. В нем написано, что мама никаких претензий к воинской части не имеет, никаких полномочий Свиридовой не давала. А один такой сын-солдат, помню написал: "Знаю Свиридову давно. Она систематически настраивает нас на то, чтобы мы не подчинялись командирам и нарушали воинский Устав". А ведь до этого сам же мне писал, что служить невозможно: избивают за то, что не хочет ехать на войну в Чечню. Я собралась и уехала, позвонила той женщине. Она ответила: "Я думала,что командир вам заявление не покажет". Но в таких случаях командиры мне открыто говорят, сколько они заплатили мамам за их отказные заявления. Суммы просто оглашать неудобно. В одном случае, когда новобранцу офицер сломал пинком копчик, заплатили 3 тыс. руб. и мать отказалась от судебного преследования. В другом, мальчика практически изувечили, родительнице дали 5 тыс. Я всегда говорю: вот мы возмущаемся, говорим, что в армии насилие. Но получается так: заплати 3 тыс. руб. и насилуй сколько угодно! В этих случаях у меня опускаются руки.