Начало прошлого века. По Волге курсирует пароход "Летучий", на котором в одном из рейсов сходятся безымянный поручик царской армии и безымянная же красавица. Им суждено провести лучшую ночь в жизни и расстаться навсегда. Через много лет поручик, очутившись среди плененных большевиками белогвардейцев, будет вспоминать эти события и пытаться ответить на вопрос "Как все это случилось?", вынесенный на афишу нового фильма Никиты Михалкова "Солнечный удар".
Картина позиционируется как экранизация короткого, написанного летучим акварельным языком, рассказа Ивана Бунина о мимолетной страсти и его же дневниковых записей 1918–1919 годов, изданных под заглавием "Окаянные дни".
На самом деле источников, из которых сплетена ткань трехчасовой ленты, гораздо больше. Это и "Броненосец "Потемкин", и архивные изыскания Михалкова о Белом движении, и избранные места из Толстого, Чехова, Достоевского и Шмелева. Режиссер рассказывает, что шел к этой картине 37 лет. По рекомендации коллеги ("если ты хотя бы на 20% процентов передашь это текст, то ты настоящий режиссер") он написал сценарную заявку, но Бунин в 70-е был под запретом и картины не случилось. С тех пор потребность в высказывании на тему судьбы белогвардейцев режиссер реализовал сполна — сначала в "Сибирском цирюльнике", а позднее в документальных циклах "Русский выбор" и "Русские без России". В этих неигровых фильмах режиссер выступал в роли историка, исследователя, строго следующего за близким материалом, но была одна проблема — эта форма не давала простора для персонального высказывания, которым и стал "Солнечный удар".
Разумеется, от первоначальной идеи, появившейся почти четыре десятилетия назад, в новом фильме не осталось ничего. Вспышка мимолетной — солнечной — страсти здесь превратилась в тяжеловесный адюльтер с моральными муками и печальными последствиями, призванный проиллюстрировать, как по кирпичику осыпается империя, в которой люди забывают об элементарной совести.
Как и в предшествовавшей "Солнечному удару" дилогии о великой войне, Михалков уделяет особое внимание мелочам — супружеская измена, украденный шарф, всеобщая безграмотность, беспечное отношение к набирающей популярность теории происхождения видов Чарльза Дарвина… Из всех этих деталей и сложилась, по мысли режиссера, глобальная русская катастрофа.
Обо всем этом Михалков охотно рассказывает в приуроченных к премьере интервью, заставляя будущих зрителей предвкушать масштабность замысла и воспринимать "Солнечный удар" как приглашение к беседе с умным человеком на интересную тему.
К сожалению, на деле картина оказывается чем-то вроде бескомпромиссного внутреннего спора Михалкова-художника с Михалковым-мыслителем и публицистом.
Первый придумывает остроумный сценарий, второй — насыщает его лобовым символизмом. Необходимость в выстраивании художественного пространства постоянно сражается с желанием дописать за Буниным,
а дописав, заставить героев нужным образом порассуждать о судьбах родины и помянуть Толстого с Достоевским.
С другой стороны, интеллектуальное напряжение вступает в конфликт с фирменной михалковской витальностью. И вот уже эпизоды тягостного быта пленных белогвардейцев перемежаются шуткой про член (с участием Александра Адабашьяна), комическими репризами в исполнении комиссаров-расстрельщиков Розы Землячки и Белы Куна и одной из самых диких эротических сцен в истории российского кино — страшно предположить, но, кажется, в ней Михалков цитирует легендарный порнофильм "Глубокая глотка".
И все бы ничего, но в результате "Солнечный удар", разрастаясь до масштабов ненаписанного романа Льва Толстого, распадается на набор разрозненных актерских этюдов. Каждый по отдельности — остроумен (особенно в пересказе), каждый легко представить в блистательном михалковском исполнении, но
вместе они выглядят как попытка усидеть на всех стульях сразу: зарифмовать любовь и революцию, рассказать о белоэмигрантах, процитировать Эйзенштейна и пошутить про Чехова.
У этого мультижанрового винегрета, кажется, могло быть только одно спасение — если бы абсолютно все роли в картине сыграл сам режиссер, потому что "Солнечный удар" — это не исторический фильм, а еще одна картина из начатого "Утомленными солнцем-2" условного цикла "Русская история глазами Никиты Михалкова". Остается только фантазировать об этом неснятом бескомпромиссно авторском фильме, в котором Михалков сначала влюбляется в Михалкова, потом бежит от Михалкова, а через много лет молодой Михалков в фуражке с красной звездой заставляет постаревшего и разочарованного в жизни Михалкова спороть погоны михалковской армии.