Сериал "Оттепель". "Про открытость чувств и накал страстей"

У вас огромный продюсерский телевизионный опыт, но как режиссер вы сняли сериал впервые. Причем сериал о достаточно далеком от нас времени. Вы выбрали эту эпоху, потому что хорошо ее знаете и чувствуете?
— Если бы я сказал, что хорошо знаю то время, я бы соврал. В 1961 году, когда происходит действие фильма, я еще не родился. Это вопрос не знаний, а чувства. У меня от моего отца и его друзей осталось ощущение некой ауры: талантливые, молодые, свободные, жили на полную катушку.

И на самом деле я снимал даже не про поколение моего отца, я снимал про открытость чувств и накал страстей, которыми жили люди тогда и которыми, к сожалению, жить уже разучились. Ностальгия по сильным чувствам, мощным отношениям: дружба так дружба, любовь так любовь, страсть так страсть, ненависть так ненависть и сохранение своего лица — вот про что я снимал.

Такие герои, как в "Оттепели", редко появляются на экранах, особенно телевизионных.
— Действительно, если посмотреть наши сериалы, получится, что у нас в стране проживают либо милиционеры, либо бандиты, либо девушки, которые ищут свое счастье, — и всё. И я вдруг подумал: но есть же и другие профессии — например, кинематографист.

Обычно снимают сериалы про людей простых. Я хотел снять сериал про сложных. Не в том смысле, что они какие-то заумные, а в том, что они не вкладываются в элементарные понятия: хороший, плохой, злодей, добряк, наивная красавица, интриган и т.д. 

Я решил сделать сериал про сложных людей, потому что сам всю жизнь живу среди сложных людей. Я и сам не простой человек. Мне было интересно рассказать про людей, которые живут сложной, яркой, мощной жизнью, и для этого я выбрал профессию, которую знаю лучше всего, и тот круг, который знаю лучше всего. 

Вы какие-то свои современные эмоции, размышления об истории подарили вашим героям или вы пытались встроиться в систему мышления людей той эпохи?
— Если снимаешь исключительно про отдаленную от тебя эпоху, то сделаешь либо мертвый фильм, либо уж надо снимать документалистику. Конечно, "Оттепель" — это современная картина. Есть вещи, которые что тогда, что сейчас актуальны. Но в то время это проявлялось наиболее ярко: под кастрюлей включили огонь, и она закипела. В конце 1960-х — начале 1970-х огонь стал немного спадать. И температура была уже комнатная. А я взял момент, когда всё бурило. А вообще, конечно, это всё про себя.

Шестидесятники остались в истории очень ярким поколением. Наверное, самым ярким и самым сформировавшимся. Как вы думаете, почему?
— Многие, да в общем все они пережили войну. А у людей, которые вернулись, не остались там, было мощное желание жить и творить, их энергетика была очень мощная. В тот момент, когда началась оттепель, им было что предъявить.

Федор Бондарчук любит говорить про свое, то есть и ваше тоже поколение, что те, кто выжил в 1990-е, — железобетонные. То есть тоже "выжившие". Но есть ли им что предъявить?
— Я могу предъявить то, что могу: сериал "Оттепель", который я снял, фильм "Географ глобус пропил", который я делал как продюсер и считаю очень удачным. Это то, что я могу предъявить. А дальше дело других людей — засчитать или нет.

Мне "Географ..." очень нравится, в том числе и неким сдвигом. Есть соблазн считать фильм продолжением линии советского кино про неприкаянного человека, но герой картины на самом деле отнюдь не неудачник — напротив, он может из любой ситуации выйти победителем.
— Я бы убрал слово "победитель". Это не история про то, кто победил, а кто проиграл. Первые деньги я получил на этот фильм в Фонде кино под заявленную тему "образ учителя". Я мечтал бы иметь такого учителя. И мечтал бы, чтобы у моих детей был такой учитель.

Люди, способные чувствовать, любить, принимать окружающее, — они, если пользоваться вашим термином, победители. Но если забыть слово победитель — они просто то, на чем держится наш мир. Не живет деревня без праведника — вот о чем фильм. При том что герой пьет, курит, влюбляется в девочку-ученицу, он праведник. Понятия добра и зла иногда очень размыты вокруг нас, но вот есть человек, у которого безошибочный внутренний барометр.

В сознании публики вы в первую очередь режиссер, и лишь во вторую — продюсер. Каким был толчок, направивший вас в продюсирование?
— Тут все просто. В 1989 году, когда началась свобода, мы собрались с моими друзьями тогдашними, Игорем Толстуновым и Сергеем Ливневым, и создали ТТЛ, одну из первых в стране независимых продюсерских компаний. Мотивы были очень простые. Нам казалось, и это было, конечно, очень наивно, что вот теперь, когда рухнула многоступенчатая советская система кинопроизводства, мы сами будем решать, что правильно, а что нет.

Очень скоро стало понятно, что быть продюсером не так сладко: начались огромные финансовые проблемы, связанные с инфляцией, когда деньги превращаются в труху. Мы прошли через весь продюсерский ад. Но я уже зацепился за эту профессию, мне стало интересно что-то в ней делать.

Ваш телевизионный продюсерский опыт не меньше, чем кинематографический.
— Более того, сейчас телепроекты мне интереснее, чем кинопроекты, потому что телевидение, если брать состояние дел в мире, вышло на передовые позиции. Был момент, когда я работал на канале "Россия" и очень много делал для ТВ, но потом устал. Невозможно сделать хорошо десять сериалов в год. Хорошо можно сделать два. И мой главный продюсерский вывод сегодня: надо делать то, что ты любишь: точечно, немного, но получать от этого максимальное удовольствие. И это непросто.

Довольно долго слово "сериал" воспринималось как кино второго сорта, растянутый во времени "телемувик". Понятно, что в США, где такой мощнейший сериальный бум, эта точка зрения уже в прошлом. А у нас?
— Во-первых, ошибочно думать, что с наступлением эры аттракционных фильмов большое кино ушло на малый экран. Все большие американские сериалы сделаны по законам сериалов, а не кино. Просто очень сильно поднялась планка и амбиции людей, которые это делают, и зрителей, которые это смотрят. Так, во всяком случае, произошло и в Америке, и в Англии.

У нас этого качественного скачка не случилось, и думаю, что, пока не начнется "развод" по интересам, его и не будет. Ведь что происходит в Америке — сериалы, о которых так много сейчас говорят, идут на кабельных каналах, то есть нацелены на свою аудиторию.

В чем главная проблема федеральных каналов? Они должны пытаться нравиться всем: умным, глупым, пенсионерам, отставникам, подросткам. Пока зрители готовы вечером включать телевизор и смотреть то, что им показывают, ничего не произойдет. В тот момент, когда это усредненное "что-то" смотреть перестанут, придется начинать разбираться — для кого мы снимаем.

В принципе я думаю, что процесс уже пошел, но в самом зачаточном состоянии. Кроме того, это вопрос денег. Должны появиться кабельные, не кабельные, какие угодно, но достаточно богатые каналы, которые смогут для своих зрителей делать то, чего хотят эти зрители.

Но вы-то сделали "Оттепель", которая все-таки нишевая, на федеральном "Первом".
— Думаю, это был риск для Константина Эрнста. Всё, не укладывающееся в поток, всегда риск. То, что я принес, было "авторским сериалом". Что у нас совсем редкость. Как только начинаешь делать на ТВ что-то авторское, появляется риск, что это будет отторгнуто зрителем.

Вообще с сериалами, на мой взгляд, такая история: ты всегда будешь стараться понравиться публике, это естественно. Но при этом будешь играть либо на повышение, либо на понижение. Константин Эрнст — это человек, который желает угодить публике, но всё время играет на повышение. Хочет сделать чуть умнее, чуть сложнее, чуть оригинальнее. С "Оттепелью" он действительно пошел на риск, но я очень надеюсь, что риск оправдается.