Литературный Путин. "Околопрезидента"

– Почему вашим героем стал именно Путин? Ведь у нас в общем тандем…
– Русская литература куда более сложно организованное явление, нежели PR. В ней тандема так и не сложилось. Владимир Путин сделался полноценным персонажем, а подчас и героем отечественной словесности. С Дмитрием Медведевым этого, увы, не произошло. Потенциал путинианы огромен: от будущей "ЖЗЛ" до отдельных томов в серии "Руководители российских спецслужб" или "Авантюристы и самозванцы на русском троне". О Путине уже и сейчас гигантская литература – в диапазоне от лимоновского "Лимонов против Путина" до анекдотов Максима Кононенко цикла "Владимир Владимирович.ру". И все – и авторы художественной прозы, и публицисты – подходят к Путину со смесью иронии и сострадания: примерно как к России.

– У кого, по-вашему, самый интересный литературный Путин?
– Думаю, у Доренко в "2008". Его Путин сработан на жестком контрасте: 1) Путин в казенных домах и хлопотах рубежного года и 2) Путин – даос среди китайских учителей в длинных медитациях. Доренко соединяет две почти полярные стилистики – кремлевские репортажи Андрея Колесникова и метафизическую сатиру Виктора Пелевина.

– Когда Путин впервые появился в худлите?
– Еще в 90-е, тогда Владимира Владимировича звали Федор Федорович. Отставной чекист с питерскими корнями и аналитическим складом ума – один из персонажей романа Юлия Дубова "Большая пайка", впервые изданного "Вагриусом" в 2000 году. Любопытно, что в снятом по мотивам "Большой пайки" фильме Павла Лунгина "Олигарх" (2002) линия Федора Федоровича практически исчезает. Но в романе 2004 года "Меньшее зло", являющемся продолжением и книги, и фильма, Федор Федорович – герой уже первого плана, а сходство с путинской биографией заметно усилено.

– А есть какой-то сквозной путинский сюжет?
– Есть: президент от романа к роману молодеет. Не в хронологическом порядке их написания, но в процессе освобождения от пут чекизма. Забавно, что Путин на фотографиях и в телевизионных новостях за эти годы вопреки природе точно так же эволюционировал визуально – из типажа чиновника почти без возраста (но ближе все-таки к поздней зрелости) в гламурные атлеты глянцевой индустрии.

– Интересно, а у Пелевина есть Путин? Как-никак Пелевин наш главный летописец…
– В "Ананасной воде для прекрасной дамы" Путин появляется. Но Пелевин изображает не столько Путина, сколько атмосферу путинизма. В его поздних текстах беспредельна атмосфера тяжелого уныния – того, которое в православии считается серьезным грехом, да и в буддизме не приветствуется. Вот ведь поразительно: сюжеты разворачиваются в широких пространствах, будь то подземный развлекательно-деловой центр, московские улицы, восточный дворец, а ощущение тесноты всё болезненней. Это главный итог путинской эпохи – и в литературе, и в истории. Теснота и пустота.