Провинциальные истории. Как адъютант Суворова монастырь на Иргизе разгромил

Империя против "царства иноков"

В начале XIX века Иргиз (так коротко называли "цепочку" из пяти Иргизских старообрядческих монастырей: трёх мужских и двух женских) встал в один ряд с самыми богатыми монастырями России. Богатства каждого из них оценивались более, чем в 100 тысяч рублей (огромные по тем временам деньги!). В церквях было много икон древнего письма, относящихся к XIII–XVI векам. Большинство из них было либо унизано жемчугом, либо покрыто серебряными вызолоченными ризами. Немало имелось и других драгоценностей. Чего стоило хотя бы медное, но посеребрённое толстым слоем шестиярусное паникадило с 54-мя подсвечниками и общим весом в 18 пудов, висевшее посреди главной церкви Нижне-Воскресенского монастыря у с. Криволучье, или плащаница, шитая золотом, серебром и шелками в 1531 году.

Иргизские монастыри были для раскольников такой же святыней, как Афон для православных. Сюда, в "царство иноков", шли и шли паломники, чтобы не только насладиться великолепием храмов, но и послушать "ангелоподобное", так называемое демественное, т.е. одноголосное, пение.

Неизвестно, сколько бы это процветание продолжалось, если бы на российский престол не вошел Николай I. Напуганный восстанием декабристов, он, как известно, ужесточил борьбу с любой крамолой.

2 августа 1828 года последовал Высочайший Указ о подчинении старообрядческих монастырей губернскому начальству и подготовке их к переходу в единоверие. Единоверие, по словарю Брокгауза и Эфрона, – "вид воссоединения русских раскольников с православной церковью, по которому за старообрядцами сохраняется право совершать богослужение и таинства по старопечатным, дониконовским, книгам и по своим обрядам, под условием подчинения, в иерархическом отношении, православной церкви и принятия ими священнослужителей от православных архиереев". Другими словами, единоверцы – это те же старообрядцы, только подчинившиеся власти официальной церкви.

В течение нескольких лет все иргизские монастыри сменили свой "статус": пять старообрядческих "превратились" в три единоверческих. "Смена" в одном из них, Средне-Никольском, стала самым настоящим побоищем.

Первая попытка

Александр Петрович Степанов, новый губернатор Саратовской губернии, адъютант величайшего полководца генералиссимуса Александра Васильевича Суворова, участник Отечественной войны 1812 года, решил выслужиться и пообещал "верхам" быстро привести "к одному знаменателю" иргизские монастыри, которые, лишившись в 1828 году, при губернаторе Голицыне, одного из оплотов своего "царства", Нижне-Воскресенского, не хотели больше отступать ни на шаг. Первым под натиском бравого вояки должен был пасть Средне-Никольский монастырь. Однако он оказался крепким орешком.

В течение нескольких февральских дней 1837 года губернаторские посланцы "осаждали" монастырь и пытались уговорить раскольников подчиниться воле самодержца. Однако около 500 защитников монастыря ворота не открывали. Тогда приехал губернатор, и приказал штурмовать неприступную раскольничью "крепость". Штурм начался под покровом вечерней темноты 21 февраля.

"Началась свалка, – писал впоследствии историк Даниил Мордовцев. – Не было выведено и половины "бунтовщиков", как темнота превратила свалку в какую-то рукопашную битву. Понятые смешались с раскольниками и, не распознавая друг друга, схватывались со своими же. Из монастыря вытаскивали тех, которые сами были согнаны, чтобы вытаскивать других. Шум и отчаянные голоса избиваемых были слышны в Николаевске (ныне Пугачёв) всполошили всё городское население. Раздался набатный звон. Набат поднял всех на ноги. Почти весь город бросился на помощь монастырю: одни верхом, другие пешком, третьи в санях. Так что даже в Николаевске было ощущение ужаса. Тысячами хлынул к монастырю народ и из соседних сел. Многие являлись с ружьями, пистолетами, копьями, кистенями, дубинами. Понятые, расставленные около монастыря, не выдержав напора, бежали в монастырь. Завязалась еще более ожесточенная свалка. Толпа полезла через ограду, словно в осаждённую крепость. Там снова завязалась рукопашная, и православные на всех пунктах были разбиты".

Степанов в это время был в покоях настоятеля. Узнав из "доклада" о критическом положении дела, он приказал бросить защиту монастыря от ещё прибывавшего народа и "более не раздражать толпы". Опасаясь за собственную особу, он бежал в Николаевск. За ним последовали и все чиновники. Монастырь остался в руках старообрядцев.

Кровь текла ручьями

Через три недели Степанов снова отправился покорять раскольничью обитель. Он прихватил с собой из Саратова военную команду в 200 солдат с офицерами и боевым запасом, казаков из 3-го казачьего полка Астраханского войска и половину пожарной команды с пожарными трубами. А на месте из православных крестьян окрестных сёл было собрано уже 2 тыс. "понятых".

13 марта вся эта армия ворвалась в монастырь. Вокруг центрального храма в несколько рядов лежал народ, крепко сцепившись друг с другом. Гарцевавший впереди отряда Степанов скомандовал "пли!", и началась стрельба холостыми зарядами. В то же время на "бунтовщиков" начали качать воду из пожарных труб. Казаки ударили в нагайки, пехота начала действовать прикладами по неподвижно лежавшим защитникам монастыря. Гул выстрелов, вопли и стоны избиваемых смешались в одном хаосе, который способен был нагнать панический страх на самого храброго человека.

"Понятые" и солдаты бросились на старообрядцев и начали их вязать и вытаскивать из монастыря. В течение двух часов шла "работа", пока все сопротивлявшиеся не были выставлены за ограду.

Николаевский благочинный протоиерей Элпидинский, вызванный в числе других для "приёмки" покоренного монастыря, доносил в рапорте Саратовскому епископу Иакову: "Подъезжая к воротам монастыря, увидел множество народа обоего пола, лежащего связанным… Увидел по всему двору текущую воду и множество крови; ибо насосами разливали народ, а на лошадях разбивали оный в кровь; оттого вода и кровь омыли монастырскую площадь. У холодной церкви, в которой служба совершалась летом, господин губернатор встретил нас таковым приветствием: "Ну, господа отцы, извольте подбирать, что видите". Засим в тёплой, т.е. зимней церкви, по сбитии замков, освящена вода и всё оной окроплено, и паки благодарен губернатор. Между тем, пока был отслужен молебен, воинство и понятые разбойнически, в присутствии губернатора, грабили имущество монастырское. Окна, двери, полы, погреба, подвалы, кладовые, сундуки, шкафы, – словом, всё как бы от ужасного землетрясения разрушалось. Всего имущества, кроме находящегося в церквах, в ризнице, при всей нашей тщательной заботливости, не собрано по всему монастырю более, как на 300 рублей. Хлеб, кроме трёх амбаров, которые остались не разломанными, рыба, масло, овощи, одежда, плуги, сани, колёса, телеги и всякая домашняя рухлядь – всё как бы огнём пожжено. Словом, монастырь сей оставлен в жалком положении, по соизволению господина губернатора".

Из людей пострадало в тот день 160 человек, которые оказались "хворыми, слабыми и утомленными" (битьём).

Восстановленный храм в Средне-Никольском монастыре сегодня

Фанатизмом не возьмёшь

Ретивость генерала Степанова вызвала недовольство в Санкт-Петербурге. Ведь, согласно распоряжению Николая I, преобразование должно было пройти "негласно и с должной осторожностью": самодержцу совсем не хотелось получить тысячи разгневанных старообрядцев, среди которых было немало богатых купцов. Поэтому Степанов был отправлен в отставку.

А 28 июня 1837 года будущий император Александр II, который путешествовал по России, писал своему отцу из Вольска:

"Здесь большое число раскольников и богатая часовня, с которой велено снять крест, что представляет довольно странный вид. Я видел несколько монахинь с Иргизских монастырей и получил просьбу бывшего настоятеля Никольского монастыря и от некоторых других. Они заслуживают особенного внимания и потому я их пересылаю Тебе в особенном пакете с описью.

Теперь уже нечего делать, но мне кажется, что с этим Иргизским монастырем очень неосторожно поступили благодаря глупости бывшего губернатора Степанова. Но и наше духовное начальство тут также не весьма благоразумно действовало. Здешний архиерей на этот счёт совершенно фанатик, а одним фанатизмом не возьмёшь. Я с ним об этом говорил, а он мне отвечал, что не только не рано приступил к переименованию Никольского монастыря в Единоверческий, а напротив того, по его мнению, надобно было уже прежде это исполнить силой. Это выйдет открытое гонение, а известно, какие следствия бывают от гонения за веру. Уже они и теперь начинают считать себя мучениками за православие. Вновь назначенный в Никольский монастырь игуменом единоверческий архимандрит Зосим человек хитрый, но не чистый. Он начал с того, что овладел всем монастырским добром и т.п. Вообще здешнее духовенство наше к несчастию не славится своей нравственностью".

Между тем, иргизские старообрядцы, лишившись своего "Афона", разбрелись по России. Часть из них осела в Черемшанских горах у Хвалынска. И сегодня Хвалынские монастыри больше известны, чем Иргизские.

А Степанов поплатился не только отставкой, но и смертью: он скончался в том же году в возрасте 56 лет и похоронен в своём родовом имении – селе Троицком Калужской губернии.